Эдуард Бормашенко, Заметки по еврейской истории, №1 • 08.02.2023
Направо пойдёшь — коня потеряешь, прямо пойдёшь — голову потеряешь, налево пойдёшь — меча лишишься.
Русские Былины.
ХХ век оказался веком евреев. Неожиданностей в прошедшем, но не ушедшем веке доставало: он должен был стать веком науки и просвещения, а стал веком мировых войн, Холокоста, Хиросимы и Чернобыля. Парижскую выставку 1900 года посетили 50 миллионов человек, на ней впервые показали озвученные фильмы, эскалатор и двигатель Дизеля (прошло сто двадцать лет, но эта триада с нами). Павильон России был одним из самых впечатляющих. Это было время больших и обоснованных надежд. Все взорвалось в Сараеве 28 июня 1914 года. В этот день многим стало ясно, что произошла катастрофа. Но никто не знал того, что главными актерами и жертвами предстоящей исторической трагедии станут евреи. К началу века евреи были малозначительным народом, обделенным национальным государством и повсеместно и привычно ущемленным в правах. Но произошло то, что произошло — евреи реализовали три грандиозных проекта: СССР, США и возвращение в Сион. Каждый из этих проектов вырос из синтеза старых, добротных, отстоявшихся и новоблагословенных, просвещенческих мифов. Воистину, налево пойдешь…
***
СССР
«Вся предшествующая история человечества есть история борьбы мифов».
Карл Маркс, Фридрих Энгельс (из ненаписанного).
Начнем с похода налево в коммунистическое недалеко. Любителям подсчитывать процент евреев в Ленинском Политбюро и ВЧК, скажу сразу: я полагаю этот подсчет совершенно бессмысленным предприятием. Эта столбовая бухгалтерия ровно ни о чем не говорит. Дело даже и не в том, что евреи заменили выметенное из страны революцией образованное и квалифицированное русское меньшинство. Важнее иное — евреи подарили советской власти миф. Советский мессианский миф был странным сплавом еврейской оголтелости и русского «мы есть третий Рим».
Прежний миф, покоившийся на «православие, самодержавие, народность» сгнил. Мы видим сейчас ремиссию этого мифа, но в одни и те же валенки нельзя влезть дважды, и в долговременность путинизма я не верю, и русский народ не тот, и валенки стухли. Однако в становлении и цементировании советской власти, еврейские мифотворчество и начетнический фанатизм сыграли решающую роль. Я позволю себе длинную цитату: «Евреи обладают поразительной способностью срастаться с мифом, отождествляться с истиной мифа до последней капли, ведь истину мифа нельзя узнать, ее можно только прожить. После переворота еврейское мифотворчество семьдесят лет подпитывало советскую власть, разрешившись полетами в космос и культурным взрывом семидесятых. Черток и Зельдович, Эйдельман и Лотман, Райкин и Раневская без остатка растворялись в «деле», превращая его в богослужение. Без фанатичного мучительства, издевательства над собственным оголодавшим телом не бывает Рамбер и Плисецких, без готовности провести жизнь над исчерканными клочками бумаги ― Эйнштейнов и Ландау, без способности радостно убиваться над черно-белыми клавишами ― Горовцев и Гилельсов. Еврейские фанатизм и способности к мифотворчеству в сочетании с безмерными русскими терпением, наплевательским отношением к своей и чужой жизни, готовностью страдать и породили тот сплав, которому было суждено сломать нацизм. Этот миф оказался сильнее гитлеровского. И слава Б-гу. Не совсем по теме, скажу, что все беды современной России, обусловлены победой над фашизмом. Миф Победы оказался самым сильным, самым живым и жизне-образующим в громадном осколке СССР. Ни в какой приличной немецкой компании невозможен такой разговор: «Да, конечно, Гитлер был негодяем, нацисты творили ужасные гадости, но мы жили, влюблялись, пили шнапс, пели песни». А в российской не только возможен, но почти неизбежен: «Сталин, конечно, злоупотребил доверием народным, но войну мы выиграли, и песни пели, и какие песни… Их, конечно, пели Бернес и Кристалинская, и написали их евреи, но какие песни…» Ядовитость этого мифа стала ясна только после 24 февраля 2022 года, но написал я свой текст «Еврейско-Русский Воздух» в 2019 году, когда полнокровную русско-украинскую войну и представить себе не мог,
«Ленин в Октябре», «Ленин в 18-м году», «Девять дней одного года», трилогия о Максиме, «Офицеры», песни: «Враги сожгли родную хату», «Русское поле», «Гренада» ― великолепные примеры еврейского мифотворчества… Евреи сыграли в русской жизни роль афинянина Тиртея. Предание гласит, что во время Второй Мессенской войны (первая половина VII века до н. э.) дельфийский оракул повелел спартанцам попросить себе полководца у афинян. Издеваясь над заклятыми союзниками-спартанцами, афиняне отправили им облезлого, плешивого, хромого школьного учителя Тиртея. Тиртей сумел оказаться полезным, написав бряцающие железом, воинственные гимны, вдохновившие спартанцев и принесшие им победу. Всякий, знакомый с действительностью советской армии, знает, что фильм «Офицеры» не имеет к ней никакого отношения, знать-то мы знаем, но хлесткая фраза Бориса Васильева «есть такая профессия — защищать Родину» останется надолго». Керенский вовсе не бежал из Зимнего дворца, переодетый сестрой милосердия, Берест, Егоров и Кантария не водружали знамя Победы над Рейхстагом, реальные 28 панфиловцев имели немного общего с реальными, но в народном сознании останутся мифологемы, созданные Халдеем и Кривицким; правда мифа всегда заслоняет истину факта.
Еврейское мифотворчество парадоксально не отменяло государственный и сермяжный антисемитизм. Советский антисемитизм был весьма дифференцированным явлением: с течением времени на высших этажах власти евреев становилось все меньше, но на полях наук и искусств евреям позволяли резвиться, разумеется, преодолевая изрядное противодействие системы. И советский мессианский миф до самого заката СССР подпитывался еврейским гением: братья Стругацкие, Сергей Герасимов, Даниил Храбровицкий, Татьяна Лиознова сноровисто делали свое мифотворческое дело.
Важно понимать, что 24 февраля 2022 года этот миф рухнул. Дело в том, что еврей в России, как правило либерал и западник (об этом очень ярко писал в «Трепете Забот Иудейских» Александр Воронель). Осознанный разрыв России с Западом делает горячечную еврейскую активность попросту ненужной на просторах стылого московского ханства. Русско-еврейский проект окончен. Третий Рим видит себя Византией, а не Афинами и уж точно не Иерусалимом. Новая мифология топорно сбивается бездарями, вроде Маргариты Симонян и Владимира Соловьева. Но на своем взлете еврейско-советский проект поражал высотами духа; zeitgeist переменчив, империи сгинут, а Мандельштам, Пастернак, Ландау и Трифонов пребудут. Удался ли этот проект? Его завершение путинизмом подталкивает к очень скептической оценке еврейско-русского предприятия; еврейско-немецкий проект бодро, гуманно и либерально начавшись Веймарской Республикой известно ведь, чем закончился. Россия всегда отставала на Европы примерно на век, вот и сейчас в ней происходит то, что происходило в Германии и Италии в тридцатых годах недобитого ХХ века. Появление фараона, не помнящего Иосифа, не за горами.
Проект создания капиталистической, сытой, умеренной, пошлой России в который раз провалился. Почему? Недостало религиозной, мифологической основы, России не органична мифология разумно, религиозно устроенной, размеренной земной жизни. Православие не поощряет строить теплые туалеты, полоть грядки и ровно забивать гвозди. «История столыпинских реформ, мне кажется, ясно показывает, насколько трудно, если просто невозможно вне и помимо религиозного смысла (и массового движения) создать средний класс («срединную культуру») на основе экономического здравомыслия и рациональных мер» (Мераб Мамардашвили, «Записи в ежедневнике»). История Гайдаровских реформ только подтвердила это прозрение Мамардашвили. Здравомыслие и рациональность нуждаются в религиозном фундаменте, в противном случае, они зависают в бытийной пустоте. Этот фундамент долгое время крепко подпирал США.
США
Идем направо. В США. И в США евреи составляли небольшое, но непреклонно дискриминируемое меньшинство. Процентная норма в университетах США действовала очень долго: «президент Гарвардского университета Лоренс Лоуэлл заметил, что с 1908 по 1922 год доля студентов-евреев в Университете выросла с 6 до 22%, и забил тревогу. В результате такого наплыва евреев, считал он, университет потеряет свой христианский и демократический характер; Лоуэлл предложил ввести процентную норму. Норма, введенная в Гарварде, была еще довольно либеральной: не более 15% на каждом факультете. Пример был подхвачен другими университетами Восточного побережья. Следом за Гарвардом процентные нормы ввели университеты: Колумбийский, Йельский, Принстон, Ратгерс, им. Дьюка, им. Джона Хопкинса, Корнелльский, Северо-Западный и др. Нормы обычно устанавливались от 3 до 16%. Университет Колгейт принял решение о приеме шести студентов-евреев в год. Принятые в университеты евреи сталкивались с ограничениями и остракизмом. В университетах Сиракьюза и Огайо евреев селили в общежитиях отдельно от христиан. В Мичигане и Небраске девушкам-христианкам советовали не общаться с еврейскими юношами. Студенты-христиане были недовольны присутствием евреев. Претензии к евреям были разнообразные: им чужд дух университета; они слишком умные; не курят, не пьют, не занимаются спортом; физически отталкивающие. Повсеместно евреев не принимали в студенческие братства. При этом в Брауне президент университета не разрешил основать еврейское студенческое братство, «чтобы не разжигать расовый антагонизм».
Еще хуже было положение тех, кто пытался получить степень или должность в университете. В Йеле, Принстоне, университетах Джона Хопкинса, Чикагском и Техасском действовало правило: один еврей на факультет; Беркли и Колумбийский университет допускали двоих, Гарвард — троих. Евреи категорически не допускались на отделения английского языка и литературы» (Романовский Д. «Ди голдене медине» против евреев. Антисемитизм в США, 1900–1950, Лехаим, Февраль, 2012). Американский антисемитизм был вегетарианским. Ни «дела врачей», ни травли космополитов в США не было, но жесткая дискриминация была.
В США евреи занялись любимым мифотворчеством. Роль евреев в становлении Голливуда переоценить невозможно. Я имею в виду Голливуд, как социальное явление, миф, становой хребет американской нации. Опять же, бессмысленно подсчитывать процент евреев в американской киноиндустрии, эта расовая бухгалтерия ничтожна в своем значении. Важно, что евреи вложили свой дар к мифотворчеству в «американскую мечту», в голливудский миф. Сэмуэль Голдвин, Уильям Уайлер, Стивен Спилберг, Кирк Дуглас, праведная гийорет Элизабет Тэйлор и несть числа остальным и примкнувшим создали голливудский стиль и голливудский акцент. Забавно, что еврейские гении американской киноиндустрии меняли фамилии, дабы от них на версту не разило идишем и форшмаком, точно так же, как это делали их советские коллеги.
Голливудский миф оказался гораздо более совместим с человеческой природой, сделав ставку на алчность, похоть и тщеславие, вращающие шестерни цивилизации. Советский миф ставил на жертвенность (главному герою советского фильма не возбранялось в эпилоге умереть), интернационализм (в советской картине положительно выпяченный грузин или армянин были столь же неизбежны, как появление в финале парторга, разруливающего неразрешимые проблемы бытия), Просвещение и бескорыстный труд. Советский труженик самозабвенно вкалывал не для того чтобы прикупить кирпичный домик под черепичной крышей в пригороде, а на благо человечества, мировой революции, ну, на худой конец, социалистической родины. Американский голливудский миф был семейным, пошлым, приторным и мещанским. Чистенькие, ухоженные дети в этом самом кирпичном домике в пригороде и представали венцом творения в нашем падшем мире. Добавка полагалась за гробом (Довлатов ошибочно полагал, что добавки у Б-га не просят, еще как просят). Непременный, вымученный happy end, полагающийся голливудскому фильму, приучал к мысли о том, что и в этом мире можно прожить недурную жизнь. Хорошие парни непременно победят плохих.
Советский миф для горячей, интеллигентной публики был куда более привлекателен, нежели американский. И полезно и поучительно их сравнивать: «мы в вашем возрасте о деньгах совершенно не думали. Кто думал о деньгах? Какие-нибудь нэпманы, кулаки и лишенцы. А у нас не хватало на это времени. Мы были слишком увлечены жизнью, трудом, друзьями, событиями», — говорит сыну в «Другой Жизни» Трифонова чудом выжившая в чистках и большом терроре революционная старуха. Этот миф гнал в Советскую Россию чистых, самоотверженных интеллектуалов, полагавших, что кроме алчности, похоти и тщеславия, есть вещи поважнее. Они погибали в жерновах сталинской сатанинской машины первыми: Александр Вайсберг-Цыбульский, Фридрих Хоутерманс, Джон Тучельский, Эдмундо Пелозо, — список чистейших жертв советского мифотворчества, заглотивших крючок советской мифологии, и очень внушителен, и едва ли вполне изучен. На кирпичный домик под черепицей в американском пригороде таких людей не укупишь. А вот на блесну мировой революции, освобождения пролетариата и бескорыстного, творческого труда эти незамутненные души ловились легко.
Но, как-то так получилось, что самоотверженный труд на благо отечества разрешился гнилой, осклизлой, зловонной картошкой для пролетариата, семейными трусами для мужчин и безобразными навымниками для женщин, интернационализм — Афганской Войной и обществом «Память», а Просвещение — свирепой цензурой и тотальным промыванием мозгов. Но более удивительным было иное: если и существовало в семидесятые-восьмидесятые общество потребления, так это был вовсе не американский народ, а ново-обобществленный народ советский. За финскими обоями, чешскими гарнитурами и песцовыми шапками записывались в очередь с ночи, стояли в этих очередях в лютый мороз, и самыми популярным мемами позднего советского общества были: «куда без очереди?» и «покажи инвалидское удостоверение».
Америка всего этого не знала. На вопрос: «кто думал о деньгах?» следовало бы ответить: «все». Ильф и Петров в «Одноэтажной Америке» заметили, что неверно говорить о том, что деньгам в Америке поклоняются. Это не так. Деньги уважают, как старого почтенного дядюшку. И когда необходимо жертвовать на благотворительность, американец легко расстается с нелегко заработанными долларами. Еврейские фанатизм и оголтелость легко привились на российское мессианско-имперское дерево. Еврейские деловитость и желание устроить разумно организованную семейную жизнь органично прижились на протестантском кусте, с его культом порядочности, деловитости и высокого трудового этоса. Мне запомнилась фраза из «Дела Локвудов» Джона О’Хара: «он достойно нес порядочность американского мастерового, умеющего делать дело, и знающего себе цену». На этих мастеровых сто лет держалась американская цивилизация. Именно они помогли СССР разгромить немецкий фашизм, победили в «холодной войне» и слетали на Луну: трудолюбивые, порядочные сдержанные парни, спокойно делавшие свое дело и слушавшие по воскресеньям пастора.
К восьмидесятым советский миф провонял. Анекдоты о Брежневе больше расскажут о распаде СССР нежели утонченный Гайдаровский экономический анализ-разнос (ах, какие были анекдоты!). Заметим очевидную деградацию, регрессию мифологии: как плосок, скучен, примитивен коммунистический миф, в сравнении с миром традиционных религий. Всем развитым религиям давным-давно известно, что препятствием к раю на Земле служит неисправимо кривая душа человека, а кто же выпрямит кривое? ― спрашивал еще царь Соломон. А вот Марксу с Лениным это было невдомек. Они в самом деле были уверены в том, что, если отнять и поделить, все как-то само-собой образуется. Оглушающе пошлая уверенность.
СССР никто не разрушал, он сгнил сам по себе, ибо протух его миф. Людям надоели жертвенность, труд за три копейки и новая историческая общность людей — очередь. Им захотелось пряничного домика под черепицей, и СССР сдох. Америка стала владычицей мира. И вот этого испытания она не выдержала. Состязание с СССР сильно напрягало американские мускулы, смерть СССР привела в американское общество разгильдяйство и расслабленность. Американский мастеровой, умеющий делать дело вымер, как лошадь Пржевальского. Недавно мне довелось живать в пятизвездочном отеле в Сан-Диего, где проходил физический симпозиум. В номере не работало ничего, включая телефон и унитаз. Присланный портье сантехник, ни слова не понимавший по-английски, быстро доломал унитаз и залил номер вонючей жижей.
Начал сворачиваться американский миф. Несколько факторов синергически способствовали его разрушению: во-первых, индустриальная и информационная революции резко сократили долю квалифицированного труда в мировом промышленном производстве. Целые профессии вымирают и находятся на пути в красную книгу: токари, фрезеровщики, шлифовальщики не востребованы. Один современный станок с ЧПУ заменяет батальон квалифицированных рабочих. В недалеком будущем за токарями последуют водители, их прикончит робот “Тесла”. Во-вторых, мощные сельскохозяйственные гиганты нанесли удар по становому хребту США — фермерским хозяйствам. В-третьих, новые волны эмиграции из Латинской Америки размыли довлеющее влияние протестантизма в США. В-четвертых, начал подгнивать военно-промышленный комплекс, требовавший умных голов и умелых рук: в самом деле, воевать после развала СССР стало не с кем. Поход направо предрешенно закончился потерей коня, совершенно бесполезного в ядерной войне. Американская цивилизация растеряла военный драйв, дав деру из Вьетнама и Афганистана.
Между тем, американская интеллигенция начала упорно искать униженных и оскорбленных. Они нашлись: негры и гомосексуалисты образовали новый американский революционный класс, науськиваемый творческой интеллигенцией на истэблишмент. Левая интеллигенция занялась любимым делом: натравливанием бедных на богатых, униженных и оскорбленных на преуспевающих. Реальная борьба за права меньшинств как-то незаметно превратилась в борьбу с трудящимся большинством. Теперь в лаборатории, занимающейся генетикой, ядерной физикой или органическим синтезом непременно должны присутствовать афроамериканец, лесбиянка и трансгендер. Могут ли они заниматься исследованиями, никого не интересует; миф о свальном равенстве требует жертв. Во главе этого слишком мне знакомого по СССР культа, нарисовались знакомые ашкеназские носы и кучеряшки: Берни Сандерс в горячечном, мифотворческом идиотизме представляет собою реинкарнацию Троцкого столь же очевидную, сколь и тлетворную. В Америке забродил призрак коммунизма. Теперь русские патриоты могут вздохнуть с облегчением: Сандерсы в мифотворческом раже угробят США вернее агентов ФСБ, не все ж Троцким поганить Россию. Если еврейская история чему-либо и учит, так это тому, что американские Швондеры станут первыми жертвами восстания масс. И куда же деваться американскому еврею? Только в Израиль. Но Израиль все менее привлекателен для американского интеллектуала с зализанной еврейской фамилией, ибо там в борьбе мифов все более прочерчивается победа Ветхого Завета. Стилистика этого мифа худо сочетается с «отнять и поделить» и борьбой за права гомосексуалистов. Американский, образованный еврей, огорчился и предпочел ассимиляцию. Но мы идем прямо, в Израиль.
Израиль.
«Человек — это существо, нуждающееся в тайне (т.е. с жалом бесконечности в душе) и знающее себя смертным».
Мераб Мамардашвили, «Записи в ежедневнике».
Направляясь по прямой дороге в Сион евреи, следуя былинному предписанию, потеряли голову. Точнее, голова до Израиля не доехала. В начале ХХ века израильский проект выглядел непривлекательно для еврейских интеллектуалов. Я полагаюсь на свидетельства Шимона Дубнова, Исаака Башевиса Зингера, Зеева Жаботинского и Шолом Алейхема, свидетелей вполне проницательных и компетентных. Альберт Эйнштейн, Владимир Хавкин, Макс Борн, Зигмунд Фрейд, Эрих Фромм, Норберт Винер, Джон фон Нейман, Ричард Фейнман, Лео Сцилард в лучшем случае проявляли интерес к Израилю, но о том, чтобы связать свою судьбу с сионистским проектом, и не помышляли. Королевство было маловато. Израиль им представлялся непомерно разросшимся Бердичевом. Фриц Габер двинулся в сторону Израиля только после того, как на него накатил тотальный бойкот мирового научного сообщества. Израиль представлялся титанам духа слишком провинциальной, слишком отсталой, слишком восточной страной. Таким он видится еврейским интеллектуалам и поныне, достаточно прочитать воспоминания Сола Беллоу о его путешествии в Израиль; едва ли Беллоу отдавал себе в этом отчет, но для него Израиль был слишком еврейским: жарко, шумно, грязно, лапсердаки, шабат, кашрут, и вообще…. Стоит заметить, что сионистский проект не привлекал и религиозную элиту еврейского народа, видевшую в этом полу-коммунистическом проекте, прямой путь к ассимиляции. Ясно и выразительно озвучил эти мысли в романе «Пятеро» устами Торика Зеев Жаботинский: «Бунд и сионизм, если рассуждать клинически, одно и то же. Бунд — приготовительный класс, или, скажем, городское училище: подводит к сионизму; кажется, Плеханов это сказал о Бунде — «сионисты, боящиеся морской качки». А сионизм — это уже вроде полной гимназии: готовит в университет. А «университет», куда все они подсознательно идут, и придут, называется ассимиляция. Постепенная, неохотная, безрадостная, по большей части даже сразу невыгодная, но неизбежная и бесповоротная, с крещением, смешанными браками и полной ликвидацией расы. Другого пути нет. Бунд цепляется за жаргон; говорят, замечательнейший язык на свете — я его мало знаю, но экстерны мои, например, цитировали уайтчепельское слово «бойчикль» — хлопчик, что ли — ведь это tour de force: элементы трех языков в одном коротеньком слове, и звучит естественно, идеальная амальгама; но через 25 лет никакого жаргона не будет. И Сиона никакого не будет; а останется только одно — желание «быть, как все народы». Под словами Торика легко подписались бы многие раввины, глядевшие на сионистский проект, как на школу ассимиляции. Отметим забавное сходство с советским и американским проектами: отбивая запах форшмака и чеснока, израильские евреи тоже меняли фамилии: Давид Бен-Гурион, Залман Шазар, Ицхак Бен-Цви, Эфраим Кацир, Голда Меир, Шимон Перес, все обзавелись псевдонимами. Герои и творцы мифов, меняя имя, обзаводились новой сущностью.
В итоге, до Израиля добралась ничтожная, но донельзя пассионарная горстка еврейских интеллектуалов; среди них: Хаим Вайцман, Ахад ха-Ам, Хаим-Нахман Бялик, Шай Агнон, Мартин Бубер. В союзе с политическим руководством ишува им удалось невероятное: создать и отстоять в тяжких, нескончаемых войнах еврейское, демократическое государство. Огромное значение в создании государства имела сионистская позиция главного раввина Израиля, рава Авраама Ицхака Кука. При создании этого государства произошел невероятный синтез мифов: миф социализма прижился на ветхозаветном древе еврейской религиозности. Этот синтез казался вполне естественным, ибо Коммунистический Манифест пророс из яростной этики еврейских пророков, на дух не переносивших социального зла и вознесших права пришельца, сироты и вдовы. Хаим Вайцман, Давид бен Гурион и Голда Меир будучи уверены в том, что со временем библейский ствол увянет, а социалистические ветви расцветут, беззаботно-ностальгически приглашали религиозные партии в правительство Израиля. Между тем произошло прямо противоположное: из синтетического сионистского мифа вымерз социализм, и расцвела классическая еврейская религиозность.
Социалистический миф в Израиле протух по целому ряду причин. Как мне, кажется решающую роль в смерти израильского социализма сыграла громадная волна эмиграции из СССР. Советского еврея, слишком свежо помнящего первые отделы, «дело врачей», «куда без очереди?», «в Ташкенте воевал?», «покажи инвалидское удостоверение» и полки, тупо заполненные исключительно морской капустой, тошнило от запаха и вкуса социализма. Новые иммигранты— сефарды тоже шарахались от социалистического ладана. Но дело не только в алие из СССР и стран Магриба. Коммунисты-кибуцники со временем естественно переродились в крупнейших израильских латифундистов, а элита рабочей партии намертво срослась с израильской буржуазией и разжиревшими судейскими чинами. Когда насельники северного Тель Авива и Совьона голосуют за Рабочую Партию и Мерец, то, понимаешь, что Маркс ровно ничего не понимал в политике, ибо электоральная база этих партий исключительно буржуазна, и борьбу за светлые идеалы социализма ведут почему-то люди, по жизни предпочитающие childfree style, Вольво, Мерседес и отдых на Лазурном Берегу.
Судьба социализма в Израиле вынуждает и вообще задуматься о судьбе Проекта «Просвещение», переживающего не лучшие времена не только в Израиле. Проект «Просвещение» принес свободному миру, «золотому миллиарду», три значимых плода: свободное время, дешевое и сытное питание, и атомную энергию. Все три плода оказались преждевременны, проект «Просвещение» разбился о пресную косность масс. Избыток свободного времени породил скуку, от которой ненадолго избавляют наркотики, обильное питание разрешилось краснолицыми, апоплексическими толстяками, а атомная энергия грозит каждую минуту покончить с самим золотым миллиардом. Ветхозаветная религиозность легко справляется с этими проблемами: свободного времени у отца дюжины детей нет, на еду едва хватает куцего жалованья, а об атомной бомбе, пусть думает тот, кто ведает всем мировым хозяйством.
У нас на глазах происходит ожесточенная схватка Ветхозаветного и социалистического мифов, не думаю, что эти последний и решительный бой, отступать никто не намерен. Заметим, что сионистский проект не соблазняет эмигрантов из покойного СССР и поныне. Волны еврейской эмиграции и после образования Государства Израиль плещутся у берегов США, Германии, Австралии и Канады. Для эмигрантов из СССР Израиль излишне ветхозаветен; подумать о том, что именно крушение мифа Просвещения вышвырнуло их из социалистического отечества им недосуг. До Израиля добираются и задерживаются в нем оголтелые единицы, что идет Израилю лишь на пользу; без пассионариев на вулкане не выживешь.
Для жизни человеку помимо дешевого и сытного питания необходимо еще и гармонизированное бытие, упорядоченный и понятный мир. Это с одной стороны; а с другой, мятущаяся, противоречивая душа человека жаждет тайны, и не может смириться с конечностью нашего пребывания в мире, жалит душу жало бесконечности, как говорил Мераб Мамардашвили. Человеку хочется одновременно и расколдовать мир, и жить в сказке. И тогда человек творит, рассказывает и утверждает миф. Рациональное постижение жизни совершенно невозможно; будущее нависает над нами темной, непроницаемой громадой. Заметим, что наше будущее еще более непредсказуемо, нежели будущее наших предков, проживавших жизнь в одной вере и чаще всего в одних стенах. В моих детстве и юности не было компьютера, интернета и смартфона, определяющих жизнь современного человека; в школе, в которой я учился, слыхом не слыхивали о наркотиках, а я еще не вполне дряхлый старец. Я полжизни прожил в СССР, успел пожить в независимой Украине, а сегодня с изумлением обнаружил себя на краю географии в поселке Рахелим, и по утрам меня будит разрезающий мозг вопль муэдзина. Темп происходящих с нами изменений невероятно ускорился, и чего ждать от ближайшего будущего совершенно не ясно. Мир вокруг нас меняется, так было всегда, но, если темп этих изменений превышает наши адаптационные возможности, жизнь теряет смысл. Учебники истории, например, в России, полностью переписываются быстрее, нежели учителя успевают их усвоить. Время осознаваемой еврейской истории во много раз превосходит длительность человеческой жизни, и только поэтому, мы можем высказывать осмысленные бытийные суждения. Этим суждениям необходима рамка, имя этой рамки — Традиция; как говорил Авраам Иегошуа Гешель, еврейский Б-г — царь времени, человеку неподвластного времени, пространство человек худо-бедно освоил. В этом времени, у нас на глазах происходят самые невероятные вещи: великий СССР рухнул на головы своих насельников, США прощаются со своим славным иудео-протестантским прошлым. Что в сухом остатке? Непостижимый Израиль.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2023/nomer1/bormashenko/